Неточные совпадения
«
Революция силами дикарей. Безумие, какого никогда не знало человечество. И пред лицом
врага. Казацкая мечта. Разин, Пугачев — казаки, они шли против Москвы как государственной организации, которая стесняла их анархическое своеволие. Екатерина правильно догадалась уничтожить Запорожье», — быстро думал он и чувствовал, что эти мысли не могут утешить его.
— Наша армия уже разбита, и мы — накануне
революции. Не нужно быть пророком, чтоб утверждать это, — нужно побывать на фабриках, в рабочих казармах. Не завтра — послезавтра
революция вспыхнет. Пользуясь выступлением рабочих, буржуазия уничтожит самодержавие, и вот отсюда начнется нечто новенькое. Если буржуазия, при помощи военщины, генералов, сумеет организоваться — пролетариат будет иметь пред собой
врага более опасного, чем царь и окружающие его.
— Наивно не верить. Вы, вероятно, притворяетесь, фальшивите. А представьте, что среди солдат, которых офицер ведет на
врага, четверо были выпороты этим офицером в 907 году. И почти в любой роте возможны родственники мужиков или рабочих, выпоротых или расстрелянных в годы
революции.
Но бывать у нее он считал полезным, потому что у нее, вечерами, собиралось все больше людей, испуганных событиями на фронтах, тревога их росла, и постепенно к страху пред силою внешнего
врага присоединялся страх пред возможностью
революции.
— Приятно было слышать, что и вы отказались от иллюзий пятого года, — говорил он, щупая лицо Самгина пристальным взглядом наглых, но уже мутноватых глаз. — Трезвеем. Спасибо немцам — бьют. Учат. О классовой
революции мечтали, а про врага-соседа и забыли, а он вот напомнил.
В режиме советском, революционном, стража тюрьмы видела в заключенных «
врагов народа» и
революции, и управление тюрьмы было отнюдь не патриархальным, оно отражало диктатуру и террор.
Когда в 1917 г. победили деятели
революции, то они признали деятелей культурного ренессанса своими
врагами и низвергли их, уничтожив их творческое дело.
Если даже и допустить то, что вследствие особенно невыгодно сложившихся для правительства обстоятельств, как, например, во Франции в 1870 году, какое-либо из правительств было бы свергнуто силою и власть перешла бы в другие руки, то эта новая власть ни в каком случае не была бы менее угнетательной, чем прежняя, а всегда, напротив, защищая себя от всех озлобленных свергнутых
врагов, была бы более деспотична и жестока, чем прежняя, как это и было при всех
революциях.
— Конечно, я космополит в сущности! — поспешил объясниться Фрумкин, подметивший иронию приятеля и, как еврей, понявший, куда она метит. — Но ведь космополитизм не
враг идей о национальности, если только эта идея подымается во имя революционного начала, в смысле общеевропейской
революции.
Революция всегда прикована влюблённой ненавистью к прошлому, и она не может существовать, не может развиваться и возрастать без
врага, поднимающегося из ненавистного прошлого.
Но все это не пахло настоящим революционным брожением.
Революция прорывалась только на почве расовой борьбы, в тогдашней Ирландии, в заговорах «фениев», по-нынешнему инородческих анархистов,
врагов всего английского.
Рикур был крупный тип француза, сложившегося к эпохе Февральской
революции. Он начал свою карьеру специальностью живописца, был знаком с разными реформаторами 40-х годов (в том числе и с Фурье), выработал себе весьма радикальное credo, особенно в направлении антиклерикальных идей. Актером он никогда не бывал, а сделался прекрасным чтецом и декламатором реального направления,
врагом всей той рутины, которая, по его мнению, царила и в «Comedie Francaise», и в Консерватории.
Внушения эти находили отклик в воззрениях самого Павла Петровича, который, под влиянием тяжелого впечатления, произведенного на него ужасами французской
революции, стал непримиримым
врагом всего, что только носило хотя малейший оттенок революционных стремлений.